«Топорики» – это определение моего возраста. В июне мне исполнилось 77 лет. Прошло уже 66 лет с 1953 года, когда мне было 11 лет (возраст «барабанные палочки») и я с семьёй переехал из посёлка лесорубов Ус на разъезд Мелентьевский Северной железной дороги.
Лес в округе Уса был вырублен, а от Мелентьевского на восток его было много. До организации лесопункта там уже занималась лесозаготовкой какая-то бригада из Украины и, похоже, давно, судя по жилью и дощатому большому сараю для волов. Шестиметровые брёвна из делянки к месту погрузки в вагоны они волочили в зимнее время на этих животных.
С любопытством смотрел на такой транспорт: сани двойные (американки), нагруженные брёвнами, тянули два вола. Шли они очень медленно, вразвалку, и иногда казалось, что почти стоят. Вместо хомутов на шее у них сверху была положена толстая доска с вырезами, снизу – потоньше. Позднее узнал, что такой двойной хомут называли ярмом.
Бригада на вывозке работала последнюю зиму 1952-1953 года. Жили они в двухэтажном доме на первом этаже. Посёлок (несколько бараков), где проживали сезонные работники из Украины, стоял особняком в северной части разъезда, недалеко от вокзала. У них была своя контора, которая располагалась в небольшом доме. Когда сезонное предприятие расформировали, контора съехала и этот дом отдали отцу под жильё. Здание не приспособлено для проживания, пришлось много переделывать и перекладывать печь. Не было хлева для скотины. Его временно отгородили в сарае для волов (метров 200 от конторы). Хорошо, что помогал дедушка. Отец привёз много толстых досок и горбов, из которых дед соорудил хлев. Гвоздей не было, и дед их делал из толстой проволоки. На лезвие топора клал проволоку то поперёк, то наискось и ударял молотком, пока не разрубит. Шляпок у таких гвоздей не было, и дед забивал его не полностью, а потом загибал. Получалось крепко. Когда всё было приготовлено, отец на двух тракторных санях перевёз скарб и скотину. И стали мы жить на разъезде Мелентьевский.
Ходил в 4 класс. Школа располагалась в маленьком селении Овражное на берегу речушки Коноша в двух километрах от разъезда. Кроме школы, там было ещё два частных дома. По дороге из школы, вернее тропинке, шедшей перелеском, в самом начале знакомства местные мальчишки стали проверять меня «на вшивость». Убедились, что могу дать сдачи, успокоились и больше не обращали на меня внимания. Знакомства с ними не заводил и вообще был для них слегка побелевшей вороной.
В марте умер Иосиф Сталин, было печально, но и много интересного в новой жизни: впервые увидел в ясном мартовском небе летящие серебристые стрелки и через некоторое расстояние белый шлейф – это реактивные самолёты. Серьёзная железная дорога, а какие мощные паровозы Серго Орджоникидзе, ЭЛка (так мы её звали), несутся с бешеной скоростью по высокому железному мосту через речку с грохотом и шумом, везя громадный состав больших вагонов, гружёных лесом. От радости и гордости хотелось прыгать. И прыгал, и скакал! На разъезд часто привозили вагон-клуб и показывали кино.
Занятия закончились, кое-как сдал экзамены и меня перевели в 5 класс. Все с радостью выбежали из школы, и напоследок я искупался в полноводной речушке, нырнув в холодную воду с берега на зависть мальчишкам. Был май 1953 года. Дальше надо было учиться в Коноше в средней школе.
Лето 53-го прошло в новых заботах. Дед с бабушкой решили переехать из Филинской в Коношу и перевезти деревенский дом. Деду выделили участок земли 12 соток на улице Приозёрной рядом с бывшим стадионом. На этом участке дед срубил небольшой домик с печкой, хорошим чердаком, и я с сёстрами, дедом и бабушкой жил там, пока не построили (или собрали) деревенский дом деда. В июне 53-го года мы с дедом корчевали небольшие ольховые деревца на участке и выкапывали камни, которых было много всяких размеров. Один камень, ну очень большой, так и остался до сих пор. В июле мы с дедом ушли на старый Усовский сенокос (от Коноши 12 километров) и соорудили там станок (так звал его дед), похожий на шалаш с одним скатом. Бока забраны брёвнышками, крыша из еловой коры. На ночь перед станком устраивали костёр из двух сухих длинных брёвен, обложенных сырыми берёзовыми. Костёр не разгорался, но давал тепло и дым против комаров. Сенокос обычно заканчивался в первых числах августа, иногда даже до Дня железнодорожника. Это был большой праздник в Коноше с гулянием на стадионе, торговыми палатками, спортивными эстафетами и заездами на велосипедах.
1 сентября пошёл в 5 класс Коношской средней школы. Учебный год закончился, меня оставили на осень по русскому языку, учительница Мария Константиновна Соболева. На экзаменах диктант написал на двойку: в слове «экзаменационный» вместо «к» написал «г». В августе исправился, и меня перевели в 6 класс.
Лето 54-го провёл на разъезде под присмотром родителей. Помогал по хозяйству, опять сенокосил, но главное, занимался самовоспитанием: около дома соорудил турник, и местная детвора тоже висела на перекладине, как сосиски. А я к концу лета уже подтягивался больше 10 раз. На этом турнике можно было только подтягиваться и делать подъём с переворотом. Даже в расцвете физических сил в армии подтягивался немногим больше 15 раз, но там можно было делать больше упражнений «склёпка», подъём силой, в том числе соскок с переворотом. «Солнце» в армии не крутил никто.
Учась в пятом классе, с сёстрами на выходной и каникулы ездили домой за продуктами, там давали деньги на школьные принадлежности. Ещё любил ходить в соседний барак, где жили «цивилизованные» люди: дядя Володя и тётя Рая Балабановы и ещё две семьи. Дядю Володю выслали из Москвы, за что – не знаю. Он занимался фотографией. В том бараке не пили, всегда были трезвые и очень часто играли в лото на небольшие деньги. Меня играть не пускали, но с интересом наблюдал за игроками. Ведущий доставал из мешочка бочонки, если выпадало число 11, то говорил «барабанные палочки», если 22 – «уточки», если 77, то «топорики». Вот почему я назвал свой рассказ «Топорики». Теперешний мой возраст обозвал один из игроков в лото 66 лет тому назад. Там было много разных названий, но я уже не помню. Дядя Володя ко мне относился хорошо и на день рождения подарил мне свой старый, но вполне рабочий фотоаппарат «Фотокор 1», деревянную треногу, самодельное устройство для переноса изображения с негатива, пачку стеклянных негативов и пачку фотобумаги. Провёл со мной мастер-класс, и я стал дома сооружать тёмное помещение для таинства фотопечати.
Моей первой фотомоделью стала бабушка Мизина. Она часто приходила к маме-землячке. На лесопунктах в те годы стихийно образовывались землячества – людей из одной деревни или местности. Бабушка Мизина относилась к своей должности фотомодели очень серьёзно, меня это воодушевляло. Она была ровесница моей бабушки. Бабушка родом из Большого Двора, а бабушка Мизина из Раменья. Как называлась местность с этими деревнями, там были ещё деревни Перхино, Иванова Гора и Пожарище, не знаю, но моя бабушка называла Хомино, как, например, Вадья, Ротковец или Клёново. Почему Хомино? Бабушка родилась в конце 19 века в царской России и те названия этой местности у неё остались, но в документах Советского периода после 1929 года на этой местности был Перхинский сельский совет до нового территориального разграничения. Когда был ещё совсем маленьким, с дедушкой ходили на бабушкину родину в гости к её братьям из Филинской пешком по уже заброшенной просёлочной дороге. Я быстро уставал, и дедушка говорил: «Когда ты устанешь, то иди за мной и отдыхай, а когда я устану, ты иди впереди, а я пойду за тобой и буду отдыхать».
Из значимых впечатлений того периода ещё бы отнёс покупку дедушкой мне коньков и шахмат. Большие фигуры и большая раскладная шахматная доска, похожая на толстую книгу, служила одновременно ящиком для фигур. Шахматы стоили дорого – пять рублей. Дедушка после расформирования колхоза в Филинской трудился руководителем валяной мастерской в Коноше. Там катали и красили валенки. Мастерская располагалась в невысоком длинном доме, стоящем на болоте недалеко от вокзала. Очень грязное и вонючее производство. Иногда приходил к деду и смотрел на работу чесальной машины, но всего производства посмотреть не мог из-за сильного запаха и быстренько убегал. По-настоящему в шахматы научил играть меня дядя Коля, брат мамы. Мы забирались на чердак в его доме в Исакогорке, там была комната, и играли допоздна, пока тётя Клава, жена дяди, не приходила к нам и с порога не начинала браниться. Тогда я впервые поставил ему мат королём и ладьёй, у него был один король.
Мгновенно пролетели 66 лет с того времени. Как в песне: «Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь». Прошлое ушло безвозвратно, а будущее ещё будет, а пока суть да дело освоил профессию домашнего повара и по совместительству устроился на работу кухонной посудомойкой. Работа нравится, если пользуешься «домашним мылом Агафьи» и «губкой интенсив».
Сергей МАРАТКАНОВ